18. Облигации Морозова, квитанции анархистов, крестьянские расписки…
Десять лет назад совладелец банка «Центрокредит» Андрей Тарасов выяснил, что он скрипофил. Ему это слово не слишком понравилось но ничего не попишешь — именно так называют людей, собирающих старинные ценные бумаги. И как раз это хобби не на шутку увлекло банкира. Получив как-то в подарок несколько дореволюционных облигаций, Тарасов принялся скупать все, что попадалось под руку. Он приобретал выцветшие бумажки, завалявшиеся в московских и петербургских домах и вывезенные эмигрантами за рубеж, постепенно узнавая, что имеет ценность. Как то на лондонском развале Тарасов сбил один фунт с десяти, которые продавец хотел получить за русскую облигацию. Собирательство дореволюционных ценных бумаг — благодатное дело.
Перебирая облигации, расписки и векселя, коллекционер делает для себя открытия. «Эти бумажки как зеркало страны», — уверяет он. И демонстрирует в подтверждение своих слов квитанцию 1870 года о приеме взносов в кассу Международного революционного банка — пирамиды, созданной русскими анархистами под идею свержения царя. А за сухой фразой «облигация 1859 года номиналом в 4 тысячи рублей, выданная на имя А. Морозова» Тарасов видит судьбу Абрама Морозова, повредившегося рассудком владельца Тверской мануфактуры. Закладные Дворянского земельного банка — это первые ипотечные кредиты. Тоже веха в истории.
Советский период также красноречив: «Есть очень много занимательного, некоторые бумаги просто интересно читать». Самое любопытное? Заверенная расписка 1919 года об обмене кобылы на коня. Облигации «номиналом» в один пуд ржи в зерне или в десять фунтов сахара. Или вот бумаги рационализаторского займа «Рабочая смекалка» — за внесенные идеи предполагались выигрыши: две командировки в Москву, кожаный пиджак или шесть кубометров дров. С коллекционной точки зрения последние примеры — экзотика, не имеющая почти никакой ценности, кроме исторической.
Но есть бумаги, в которых ценен не столько текст, сколько внешний вид. К оформлению бумаг дореволюционных компаний финансисты подходили основательно — «дизайн» их порой даже вызывал споры на тогдашних советах директоров.
Наглядный пример — акция 1912 года Московского народного банка, сделанная по эскизу знаменитого художника-оформителя Ивана Билибина. Или акция-литография Общества Верхних торговых рядов на Красной площади (нынешнего ГУМа). С аукционной точки зрения это весьма дорогая бумага, из-за качества печати. Всего в его коллекции Тарасова свыше тысячи экземпляров. Но банкир не очень доволен темпами, какими развивается собрание. Он давно уже не скупает все подряд — предпочитает теперь бумаги финансового сектора, на которые держатся самые высокие цены. Во всем винит коллекционеров-страховщиков, разогревших рынок. Раритеты он отыскивает на заграничных торгах или оставляя заявки на интернет-аукционах. «Количество бумаг, особенно страховых, в свободном обращении в последнее время резко снизилось, а цены выросли — купить что-нибудь за $200, как несколько лет назад, уже не получится». Каков теперь уровень цен? За «хорошую, но неуникальную бумагу» придется заплатить около двух-трех тысяч долларов. Лоты на отдельные экземпляры, особенно страхового сектора, доходят до $10 000. По-настоящему редких бумаг на рынке осталось совсем немного — дефолт, войны и время вымыли все, что когда-то имело ценность. Из 5000–6000 выпущенных ГУМом акций, например, сохранилось не более ста, об акциях не столь крупных обществ и говорить не приходится. Без проблем можно купить лишь железнодорожные (они ходили десятками тысяч — в России, как и в Америке, для строительства железных дорог очень широко привлекался акционерный капитал) или «трамвайные» бумаги — были случаи, когда на блошиных рынках Парижа их продавали пачками за пару евро. Чего-то более интересного приходится ждать очень и очень долго. «Несколько лет назад на одном из европейских аукционов всплыли три или четыре акции гостиницы «Европейская» 1873 года — в России их цена сразу удвоилась», — говорит коллекционер.
Акции ГУМа, Европейской, Трамвайные облигации
Гордость его коллекции — купленная за €2000 долговая расписка 1717 года, написанная на староголландском языке. В ней подтверждается задолженность «Московской торговой компании», торговавшей с Россией, перед голландцами. «У нас были серьезные проблемы с переводом, — вспоминает Тарасов, — пришлось даже обращаться к специалистам в Голландии». Но теперь он верит: гарантом по долгам мог быть сам Петр I, который незадолго до того как раз заезжал в Лондон и Амстердам налаживать торговлю. Фантазии увлеченного человека? Вполне возможно.
В среде профессиональных коллекционеров принято говорить, что в вашей коллекции не должно быть "самого ценного" предмета, с которым вы ни за что не расстанетесь. Практика показывает, что только в случае готовности расстаться с одним из самых ценных предметов ради приобретения другого, более ценного, коллекция будет расти не только количественно, но и качественно.
Не беда, если сегодня вы не можете позволить себе приобрести редчайшую бумагу начала XVIII в.: неважно, какова стоимость какого-либо экземпляра в данный момент, с годами она будет только расти.
Но если человек имеет не просто страсть, но еще и деньги, любую смелую гипотезу можно проверить. Сейчас Тарасов собирается профинансировать реставрацию бумаг, хранящихся в запасниках Исторического музея, а также готов выплачивать бонусы молодым историкам, которые взялись бы раскапывать в архивах информацию и делать аннотации к его бумагам. «Десятки интриг еще ждут своего часа, чтобы быть разоблаченными», — подбадривает себя банкир. Что ж, пока он снял только первый слой. Следующий шаг — полное раскрытие информации.