Почитати

​Нина Бондаренко: «Мне важно, чтобы каждая моя работа излучала радость»

В предыдущей статье мы уже писали о выставке Нины Бондаренко «Озарение». А теперь предлагаем вашему вниманию интервью с художницей о превратностях ее жизненного пути и поисках озарения.

Нина Бондаренко (27.03.1941, Киев) – художник, мастер художественного текстиля. В 1961 году окончила Киевское училище прикладного искусства (теперь Киевский государственный институт декоративно-прикладного искусства и дизайна имени М.Бойчука), по специальности: «Художественный текстиль».

Нина Бондаренко принимает активное участие в отечественных и международных выставках

В течение тридцати пяти лет была ведущим художником Дарницкого шелкового комбината, член Национального союза художников Украины.

С 1963 года принимает активное участие в отечественных и международных выставках, художественных пленэрах и проектах в Украине и за рубежом (Польша, Великобритания, Франция, Канада, США, Тунис и другие). Последние выставки: «Expo-Milano», в 2015 году; «Art-Expo, 2016», New York; «Луч в интерьере» (живопись), 2016 года; в «Шоколадном доме», 2016 года; совместный проект Дирекции художественных выставок Украины с Национальным историко-культурным заповедником «Качановка» – «Неукротимая стихия» (живопись), 2016 года; совместный проект с Национальным заповедником «София Киевская» – «Крещендо», 2016 года.

«Я разрабатывала украинский художественный промышленный текстиль»

В 1961 году я закончила Киевское училище прикладных искусств по специальности «Ткачество и текстиль». Но я не любила ткачество, и всегда знала, что никаким ткачом не буду. Правда, еще с детства, когда мне годика три было, начала собирать маленькие тряпочки с орнаментами. Мне это безумно нравилось! Я постоянно играла с этими тряпочками, и это определило мою судьбу.

У меня было такое чувство, что хотелось чуть ли не по воде ходить, был момент озарения, чувство восторга и радости от увиденной природы! Ко мне пришла тонкая нить, которая связывает меня с космосом.

И когда окончила училище прикладных искусств, я получила направление на работу, на Дарницкий шелковый комбинат. Меня приняли, и мне тогда было около двадцати лет. Когда поступала на комбинат, в тот же день со мною была художница Зара. Мы с первого дня начали с ней дружить. Зара была очень талантливой художницей, сама из Ташкента, она была необыкновенный живописец и человек величайший. Она меня обучила всему, что могла и умела. Такая маленькая красотка, как фигурка. Она в свой мир никого не пускала, и это большая удача, что меня впустила.

Смотреть раздел "Искусство и антиквариат" на UNC.UA

В Киеве тогда, в 60-ых, никто еще не расписывал тканей, и рисунки для промышленности – это было штампное решение. Вот ты ставишь кубика и точечку, а потом переставляешь их местами – и получаешь таким образом новые рисунки. Зара была первой, кто вывел текстильную промышленность на уровень живописи, еще тогда, в 60-ых. Она вывела новое направление: от штампового решения до свободного. Я не могла себе представить, что когда-то тоже смогу так работать.

«Слишком доверять чужому вкусу в вопросах твоего искусства это глупость»

На комбинате (Дарницкий шелковый комбинат – ред.) у нас был огромный коллектив – 40 человек: 20 художников по шелку и 20 по жаккарду. Я работала по шелку. Все рисунки были четкие, скованные, мы выполняли план, и не больше. Мои рисунки проходили художественные советы с очень высокой оценкой, но это не сразу. Я поняла, что никому нельзя верить ни друзьям, ни коллегам, потому что слишком доверять чужому вкусу в вопросах твоего искусства это глупость. На первом художественном совете моими рисунками перекладывали свои, чтобы их рисунки лучше выглядели. После этого я свои рисунки на художественном столе подкладывала самими последними.

Но все же, у нас был замечательный коллектив на Дарницком комбинате. Тогда приезжали художники с творческих поездок, делали выставки, на стенках вешали свою живопись зарисовки, которую привезли с пленэров. К нам на комбинат приезжали художники по текстильной промышленности со всех республик! Все время происходил рост, и ты был в курсе всего, для художников даже выписывались журналы из Европы. У нас было много талантливых художников! Вот, например, была гениальная художница Лида Пухова, она любила изображать шиповники. Ее прятали в сумасшедший дом, но схожее отношение к художникам было всегда, людям сложно выносить чужую гениальность. Вторая была Наташа Усаковская, создавала гениальные рисунки! Это были мои подруги, каждая из которых оставила свой след в моей жизни и творчестве.

В музее декоративно-прикладного искусства есть мои ткани.

Я подошла к свободе в рисунках только где-то в 1985-ом году. До этого мое творчество было очень сковано. Я разрабатывала украинский художественный промышленный текстиль, это была моя основная работа. В музее декоративно-прикладного искусства есть мои ткани.

Кроме того, я делала камерные батики для дома, для семьи, а также платья с выбивкой, и получала за это солидные гонорары. Ведь такие платья пользовались большой популярностью в Советском Союзе. Потом еще я оформляла дома культуры. У меня был в Виннице большой заказ на 150 квадратных метров под названием «Рух часу», еще работала в Тихорецке (Россия).

Нас никто не учил делать бизнес, все честно работали. На комбинате даже не все художники подписывали свои работы, ведь это был коллективный труд. И многие рисунки потом украли. И тут я вспоминаю лекцию о японской художнице Кусаме Яёи, она еще известна своими горошками. Ее творчество – это вопрос коммерции. Можно ли назвать ее рисунки чем-то оригинальным? Горошек – чуть ли не наиболее популярный принт в Советском Союзе (тот же ивановский ситец), многие текстильные фабрики его использовали. Я подумала: у меня тоже много рисунков из точечек, может быть тоже ему правильную рекламу сделать?

Потом, в 1996 году, комбинат расформировали и продали, комбината не стало.

После 35 лет работ в текстильной промышленности я подошла к живописи на холсте.

Как независимый художник я работала с 1961 года, отношусь к шестидесятникам, это заметно по стилистике моих работ. Маслом я стала писать с 1975 года, но долгое время не считала это живописью. Я писала и думала, что это – материал, зарисовки для того, чтобы сделать ткань. Но сейчас из тих зарисовок 1975 года я сделала большие работы (1.2м*1.7м), собственно, как воспоминание о Крыме тех лет.

«Мне нужно некое озарения для того, чтобы творить»

1991 год стал переломным для меня, как для художницы.

В прочем, этот год был интересным периодом для многих людей, ведь страна менялась, мир менялся, и мы продолжаем жить в этих постоянных изменениях до сих пор. А тогда я была в последней группе живописцев и художников декоративно-прикладного искусства Советского Союза. Это было в Крыму, как раз в январе. Я написала тогда работу, и была ей безумно удивлена. У меня было такое чувство, что хотелось чуть ли не по воде ходить, был момент озарения, чувство восторга и радости от увиденной природы! Ко мне пришла тонкая нить, которая связывает меня с космосом. Я подумала: нет, я не могу эту работу кому-то отдать или забыть. Потом эта работа впечатлила одну женщину из США, она у меня ее купила. Я загадала: где окажется эта работа, там буду и я. Так и вышло, через какое-то время она мне прислала приглашение приехать на Тихий океан, и я полетела с детьми в Сиэтл. Там, на берегу океана, мой сын нашел камушки с надписью: «И только тогда, когда к тебе придут знания, ты сможешь поднять свои крылья. Искусство то не хобби, а смысл жизни». Мы были очень удивлены, как же это возможно: проехать полмира и найти такие камушки! Но это был знак, который нельзя игнорировать.

Я загадала: где окажется эта работа, там буду и я. Так и вышло, через какое-то время она мне прислала приглашение приехать на Тихий океан...

Я подумала, что есть совершенно какая-то другая тайна в жизни, и с этого момента озарение есть очень важным аспектом моей жизни. Ведь вся природа – она живая, она может с тобою говорить и показывать тебе свои тайны! Есть чувство, что существует высший разум, который тобой управляет, но который трудно обозначить. Это чувство не оставляет меня в покое и движет моим творчеством.

Выставкой в Энергодаре занималась дирекция художественных выставок Союза художников Украины, и именно они решили назвать эту выставку «Озарение». Они посмотрели, что в моих работах много озарения. Без восторга от окружающего мира я ничего не пишу. Мне нужно некое озарения для того, чтобы творить. Мне важно, чтобы каждая моя работа излучала радость, чтобы человеку было просто хорошо. Мои работы жизнеутверждающие, и для мня это важно.

Мой опыт работы с тканями очень заметен в моем творчества: я часто совмещаю и вышивку, и орнаменты, создаю декоративные панно. Это хорошо представлено на моей выставке «Від Трипілля до сьогодення». Недавно ко мне приезжала моя невестка Лиля, она тоже художница, как и мой сын. Лиля увидела мои новые работы крымского фонтана и говорит: «Мама, но вы же опять вернулись к модернизму. Или это уже совсем новый стиль». Я делаю работы нового направления, если конечно сейчас, после всех -измов мы все еще можем говорить о направлениях.

Читать еще Марианна Факас: «Музеи должны пережить революцию»

«Я ничего не ожидаю от зрителей»

Нина Бондаренко

И когда мне вручали приз, канадская группа художников, как на футболе скандировали: «Нина! Нина!»

Мы ведь все разные люди и нельзя ожидать от людей с другим опытом и другими чувствами такого же понимания искусства. Знаете, когда была выставка в Софии, там мне столько написали отзывов восторга, любви, пожеланий! Сейчас вот я посещала Тунис, г. Монаcтир, была в международной группе, и когда мне вручали приз, канадская группа художников, как на футболе скандировали: «Нина! Нина!» Но когда я была молодая, меня не воспринимали всерьез. В 1975 году я делала выставку в Союзе художников, и бывший председатель закрыл ее на ключ, чтобы никто не видел моих работ.

Мне 76 лет, но я воспринимаю мир как в 16. Мои эмоции не поменялись, а только с возрастом раскрылись. Самое главное – это душевная гармония, чтобы не было этой суеты сует.

Интервью брала Виктория Фещук